Он стыдился тогда сказать правду! Когда Дитер Болен очутился в больнице с травмой пениса в 1990, он придумал причину: "Я неудачно упал в ванной". В действительности, травма стала результатом секса с Наддель.
"Мы впервые встретились в "У паромщика", бабушко-дедушкинском кафетерии в Альстере, в этом заведении можно было увидеть даже Лило Пулвера. Я вообще не "догнал", что Наддель была из "цветных". Потому что, если на нее не падают прямые солнечные лучи, она выглядит просто смуглой или загорелой, как ты и я. Я принял ее за итальянку. Через пару дней мы снова встретились, около 2 часов ночи под утрамбовывающие басы дискотеки "Mezzanotte". На ней была черная юбка, и что-то красное в верхней части в стиле болеро с гигантским декольте, который довел бы до точки кипения и быка. Вау! Вау! Вау! - только и проносилось в голове. Какая замечательная женщина! Она была чудовищно весела, "танцующее рэгги", стала живым "солнечным зайчиком" в Гамбурге. В моей жизни с женой Эрикой, такого не было, она была трудным и серьезным человеком, тягомотная - как макароны. Надя выдернула меня из однообразия повседневности. У нее была окрыленность, она и внешне как-то лучилась, расслабляя мозги, как третья бутылка шампанского. Или, может даже, четвертая, кто там знает...
Уже когда я познакомился с 22-летней Надей, у нее имелась в наличии эта безумная выступающая часть фигуры. Последующие 8 лет она пыталась мне рассказать, что все это исключительно натуральное, хотя я не слепой и не придурок. "Эй, Наддель", - говорил я ей, - "я, как бы, не на Северном полюсе в экспедиции был и напрочь руки себе отморозил! Дорогуша, я все-таки способен ощутить что там!". Как видно, она думала: "Ты, Дитер, олух, лопух ты и есть!". Я за свое: "Сознавайся, давай, Наддель! Это же не плохо, просто скажи правду!". И однажды я наткнулся на вскрытый конверт с письмом пластического хирурга на ночном столике Наддель. Я пробежал глазами строки: "Дорогая госпожа Абдель Фарраг, ку-ку-привет! Милочка, не пора ли 10-й ежегодный взнос оплатить! С наилучшими пожеланиями, искренне ваш, доктор Скнипзель-дибипзель".
В сексе так случается... Я был со всем усердием "при деле", когда внезапно pfffffttt! - "кое-что" хрустнуло, так как если б я на кочку налетел при езде на велосипеде. Внутри моей "лучшей части" имелись диски… Боль была безумной, и кровь с меня хлестала, как из свиньи. "Вызови "скорую", Наддель!", - простонал я, так как двигаться сам, был уже не в состоянии. Вокруг меня все было красным, "маленький Дитер" стал иссиня-черным и уже пару минут выглядел как дохлый угорь. Наддель, естественно присутствовала, но не шевелилась. "Ты намерена предоставить мне возможность истечь кровью?" - крикнул я. Наконец, я сам, из последних сил, дотащился до телефона и набрал 110: "Пришлите машину "скорой помощи", я ранен, умираю!", - хрипел в трубку.
Я завернулся одновременно в несколько вещей, не мог же я ехать в больницу голым. Прошло какое-то время, которое для меня тянулось бесконечно долго, и, наконец, ввалились 2 санитара. Они просто покатились со смеху, никак они не ожидали однажды лично познакомиться сразу с "маленьким" и большим Братцем Луи. Ранним утром меня прооперировали под общим наркозом. В больничной карте написали латинское название пениса: "Ruptur Schwellkorper". Перед операцией меня обязали подписать формуляр, в котором указывалось, что я ознакомлен с тем фактом, что данное оперативное вмешательство может повлечь полную недееспособность в известной области. То есть - бессилие, значит, существовала опасность все-таки, что моя штуковина будет просто вялым крючком. Я беспокоился и откровенно боялся.
Через пять лет вся эта комедия повторилась. На этот раз я был в Магдебурге, в компании с моей подругой детства, которую Надей НЕ звали. И снова "все" выглядело, как после "техасской резни бензопилой". Я, уже знакомыми приемами, зажимал кровотечение и звонил одновременно на мобильный телефон моему эксперту по пенисам, профессору Хуландту, который в это время возился в лабораторной ферме змей гамбуржской университетской больницы в местечке Эппен: "Помогите мне, помогите мне!". Хуландт сказал: "Самое позднее - через 2 часа, Вы должны лежать в Гамбурге на моем операционном столе, иначе я ни за что не ручаюсь!". Меня положили в магдебургский лазарет, а я хотел машину, которая бы отвезла меня в Гамбург: "Не пойдет", - тряхнули головой тамошние, - "так быстро мы не найдем никого, кто бы мог Вас отвезти". Видел бы кто-нибудь, как я мчался из лазарета, пока от меня отвлеклись, на стоянку, волоча за собой капельницу, как прыгнул в свой Мерседес, бросив бутылку с биологическим раствором на сиденье рядом с водительским.
Я уверен, что еще никто и никогда не добирался из Магдебурга в Гамбург настолько быстро. Когда я проснулся после наркоза, Хуландт сказал мне: "Если это повторится, господин Болен, каких бы трудов нам это не стоило, но мы вошьем вам "молнию". Но все равно заверил меня, что мои способности не пострадали и на этот раз, хотя у него еще не было пациента, с которым такая травма случалась бы дважды. Он сказал, что я вполне могу претендовать на внесение себя в Книгу Рекордов Гиннеса, но от этого совета я отказался".
PR по следам специальных репортажей
Bild am Sonntag и Bild Zeitung
